История Ксении из Твери – это свидетельство о том, как искренняя молитва дочери к преподобному Сергию Радонежскому спасла жизнь ее мамы.
Жизнь жены военного – это кочевая судьба. Десять лет Ксения с мужем скитались по гарнизонам, прежде чем обрести постоянное жилье. Условия были немыслимые: дома без отопления и удобств, а зимовка в таежной глуши, где привозная вода ценилась на вес золота и только лишь шла только на приготовление пищи. Чтобы постирать или помыться, приходилось топить снег на плите. Но вопреки всему, они родили и вырастили детей, сохранив в семье мир и согласие.
Когда их первенцу исполнилось два года, служба занесла семью на Дальний Восток, в приморский город. После всех лишений благоустроенное общежитие с центральным отоплением, горячей водой и собственным санузлом казалось настоящим раем. Рядом детский сад, в двух шагах – военная часть. Ксения втайне молила Бога, чтобы мужа оставили здесь навсегда. Единственное, что омрачало эту идиллию, – огромная пропасть, разделявшая ее с матерью и младшей сестрой, оставшимися в Калинине.
Тревожная мысль не давала покоя: случись беда, путь домой займет неделю, ведь на самолет с мизерной зарплаты военного денег было не собрать. Как это часто бывает, худшие опасения сбылись. Однажды ночью, когда муж был на дежурстве, в дверь раздался оглушительный стук. Сердце Ксении оборвалось. На ватных ногах она подошла к телефону, где ее ждал звонок из Калинина.
В трубке рыдала сестра:
«Ксюша, мама при смерти! Срочно прилетай первым же рейсом, слышишь?!»
«Да, сейчас же еду!» – выдохнула Ксения.
Удар был сокрушительным, но годы военной жизни закалили ее. В голове мгновенно сложился план: занять у соседей денег, с вещами – к мужу в часть за машиной, оттуда – в аэропорт, самолетом до Москвы, а там на такси до самого Калинина. Но этот четкий план действий мгновенно рассыпался в прах. Она вспомнила страшную правду: самолет в Москву летал из их города лишь раз в неделю, по вторникам. А на календаре была среда. Что делать? В полном отчаянии она бросилась к мужу в часть в надежде, что он найдет выход. Но часовой сообщил, что в порту произошло ЧП, и командир уехал на разбирательство на неопределенное время.
Слезы хлынули из глаз. Она брела обратно, беззвучно рыдая и не видя дороги. Внезапно она уперлась в стену какого-то старинного здания. Оглядевшись, Ксения поняла, что забрела в незнакомое место: слева простирался сад, впереди шумело море, а перед ней стояла церковь. В ее душе вспыхнул огонек надежды:
«Молиться! Нужно молиться!».
Храм, конечно, был заперт, но это ее не остановило. На крыльце, над входом, в темноте поблескивала икона. Упав перед ней на колени, она вознесла отчаянную молитву:
«Неизвестный святой! Помоги мне, спаси мою маму!».
Она не помнит, сколько так простояла, пока к ней не подошел человек в длинном облачении. Вот как она сама это рассказывает:
– Я не помню, сколько времени провела перед той иконой. Меня вывел из оцепенения человек в длинном облачении — священник или диакон, я не разобрала. Он мягко успокоил меня и настоял, чтобы я шла домой. «Молиться можно и дома, — произнёс он. — Иди, иначе дочь проснётся и испугается одна».
Его слова вернули мне силы. Я нашла дорогу и всю оставшуюся ночь, как и у храма, повторяла, словно заклинание:
«Неизвестный святой! Помоги мне, спаси мою маму!».
Утренний звонок сестры заставил сердце замереть. Спускаясь к телефону, я готовилась к худшему. Но её голос звучал радостно и изумлённо.
— Ксюша, мама будет жить, она пошла на поправку! — восторженно кричала сестра в трубку. — Ночью был кризис, врачи уже не надеялись, но она выкарабкалась! Представляешь, она уже разговаривает и даже смеётся! Самое страшное позади!
Моя молитва была услышана!
Но как же мы, люди, легкомысленны и забывчивы. Стоило беде отступить, как я тут же забыла и о ночном бдении, и о таинственном святом.
Разумеется, я поехала навестить мать. К моему приезду её уже выписали, и она сама встречала меня на вокзале. Мы устроили настоящий праздник, созвав родственников и соседей, — и в честь моего приезда, но главное, по случаю выздоровления.
— Мамочка, я так испугалась! — призналась я, когда гости разошлись, и мы остались втроём. — Я думала, что больше тебя не увижу. Какое счастье, что врачи тебя спасли!
— Я и сама так думала, доченька, — вздохнула мама. — Но, слава Богу, всё обошлось. Только спас меня неизвестный святой.
— Кто? — воскликнула я. — Какой ещё неизвестный святой? — В памяти мгновенно всплыла та ночь: я, стоящая на коленях у церкви, и молитва, которую шептала до самого утра.
— А вот так, — ответила она. — Ночью сердце так прихватило, что в глазах потемнело. Лежу, задыхаюсь, и никого рядом… Думаю, всё, конец. Уже начала с жизнью прощаться, как вдруг в палате разлился свет, и из него ко мне склонился старец с бородой. Лицо у него было строгое, но глаза — такие добрые, сияющие.
— Не бойся, — сказал он. — Ты не умрёшь. Я молюсь за тебя.
— Кто ты? — еле вымолвила я.
Он светло улыбнулся и ответил:
— Я — неизвестный святой.
В тот же миг мне стало невероятно легко, боль ушла, и я смогла вздохнуть полной грудью. Я даже подумала, что это и есть смерть, раз боли больше нет. Но сияние растаяло, и я увидела освещённую палату, а вокруг себя — врачей и медсестёр с сокрушёнными лицами. «Здравствуйте!» — говорю им. Ты бы видела их лица! Они были уверены, что я умерла, и уже собирались везти меня в морг, а тут я им — «здравствуйте»!
Тогда я и рассказала маме, как в ту страшную ночь молилась неизвестному святому.
Но кто же он? Мы терялись в догадках. Я дала слово, что, вернувшись на Дальний Восток, обязательно найду ту церковь и выясню, что за икона висела над входом. А пока мы решили просто сходить в ближайший храм и поставить свечу в благодарность. И там, на одной из икон, мама узнала того, кто явился ей в сиянии. Это был Сергий Радонежский.
Преподобный Отче Сергие, моли Бога о нас!
