В 1991 году монастырь Оптина Пустынь посетил диакон Николай Трубчанинов с Украины. Это был человек преклонных лет, перешагнувший 70-летний рубеж, известный своей высокой духовной жизнью, молитвенностью и детским смирением.
Он поделился с братией историей, случившейся с ним четырьмя годами ранее, — историей, ставшей свидетельством вечной жизни и вечной смерти.
Тогда по благословению духовника Оптиной Пустыни, схиигумена Илия, рассказ отца Николая был записан на пленку для всеобщей пользы.
Помимо свидетельства о загробном мире и «страшной бездне для грешников», этот рассказ раскрывает красоту христианской души: глубокое смирение перед Божьей Правдой и деятельную любовь к врагам, вплоть до убийц.
Вот, что отец Николай рассказывал:
Нападение
– Когда я читал молитву “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного”, в помещение вошли двое, — я их знал, они были из наших. Услышав их, я стал молиться громче: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного”.
Они услышали и сказали: “Сейчас помилует”. Один из них подскочил, посветил мне в лицо фонариком, схватил за горло и ударил чем-то металлическим по голове.
Удар был такой силы, что я сразу же облился кровью. Второй тоже подошел, осветил меня фонариком. Он ударил меня в лицо так, что все кости хрустнули и сместились внутрь.
После этого они схватили меня за волосы, стащили на пол и начали бить головой об пол. Они жестоко избивали меня, а затем стали топтать каблуками. Моя голова была разбита до костей, челюсть сместилась на правое плечо.
Но Господь не отнимал у меня разума, и молитва продолжала звучать в моих мыслях: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного”. Все мое тело было изранено, на нем остались отпечатки их каблуков и даже контуры обуви из запекшейся крови.
Затем они скрутили мне руки так, что я не мог пошевелиться. Связали ноги, завязали лицо и стянули так туго, что без Божьей помощи я бы скончался от первого же удара.
Но Господь попустил им издеваться надо мной — это было за мои грехи, Господь послал мне это испытание…
Несмотря на телесную боль, я ни на секунду не терял сознания и ясно понимал, что со мной происходит.
Когда меня связали, они, видя мое состояние, произнесли: «Уже помилован». Если сначала они говорили о возможном помиловании, то теперь констатировали свершившийся факт.
Затем один из них взял нож. Я не видел этого, так как глаза были завязаны, но слышал их действия. Он прикоснулся лезвием к моему горлу, намереваясь его перерезать. В этот самый момент вспыхнула молния.
Сияние было настолько ярким, что я увидел его даже с закрытыми глазами. Нож, столкнувшись с некой непреодолимой силой, издал звук, не имеющий аналогов на земле. В моей голове пронеслась мысль: «Не умру, но буду жить и возвещу о делах Господних!»
Он продолжал пилить мне горло, и я слышал скрежет, словно нож скользил по металлу. Но ему не удалось — та самая сила не позволила. После этого он нанес мне два удара ножом в грудь, но не задел сердце.
Если бы не божественное вмешательство, я бы помнил каждое мгновение этого ужаса. Одних только первых ударов было бы достаточно.
Закончив с ножом, они ударили меня чем-то тяжелым в правую часть головы, прижатой к полу. От удара моя голова будто впечаталась в пол. В этот момент душа покинула мое тело.
Я вышел из тела
Моя душа мгновенно погрузилась во мрак — непроницаемую тьму, какой не бывает на земле. Мне казалось, что полет длится не часы или дни, а целые годы. Душа трепетала в неопределенности, не зная, где найдет пристанище.
По ощущениям, это длилось годы. Внезапно я прорвался сквозь тьму, и передо мной открылся свет. Но этот свет не имел ничего общего с земным, он был каким-то сумрачным. В нем можно было различить очертания предметов, но рассмотреть их детально не представлялось возможным из-за этой тусклости.
Пока моя душа неслась сквозь тьму, раздавался неземной визг, порожденный невероятной скоростью полета. Вырвавшись из мрака, скорость замедлилась. Невидимая сила поддерживала меня, и я парил, подобно орлу, который плавно машет крыльями в небе. Эта сила удерживала меня над бездной.
Бездна была ужасающей, вызывая в душе трепет, который невозможно описать словами. Казалось, этому падению не будет конца. В сознании мелькнула мысль, что бездна, поглощающая меня, способна вместить всю вселенную и остаться незаполненной. Это было ужасающее осознание — бесконечная пропасть для грешников.
Крик отчаяния
Время, казалось, растянулось на годы, и надежды на возвращение не оставалось. Мысли исчезли, остался лишь один вопрос: где найдет покой моя душа? Внезапно в этой тьме появилась крошечная искра, похожая на огонек, и устремилась ко мне.
Как только эта искра коснулась моей души, в сознании мгновенно вспыхнула молитва:
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».
Трижды я произнес ее полностью, а затем, все время, что мне оставалось, я лишь взывал: «Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Это был крик отчаяния, подобный плачу ребенка, зовущего на помощь родителей. Я взывал о спасении: «Сыне Божий, помилуй мя!»
С этими словами я почувствовал, как начал подниматься. В том пространстве не было ни верха, ни низа, но мой дух ощутил движение вверх.
Возвращение в тело
Когда с этой молитвой я достиг своего тела, слова «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…» словно вливались в меня по капле.
Тело было ледяным, абсолютно неподвижным. Но постепенно оно начало оживать. Я почувствовал, что душа вернулась, хотя тело оставалось холодным и скованным. Шесть часов на морозе, на пороге с открытой дверью, сделали свое дело.
Вдруг я услышал, что грабители все еще здесь, они продолжали свою «работу».
Они действовали молча, перерывая мои чемоданы — я только что вернулся из Киевской епархии. Они искали золото. Именно это и стало причиной нападения: они хотели избавиться от свидетеля, который их знал.
Кричать я не мог — горло было сдавлено. Связанные ремнями руки невыносимо болели, кровь не поступала в жилы.
Как только они ушли, невидимая сила освободила сначала ноги. Затем я почувствовал, как развязались руки и спала повязка с головы.
Что это была за сила?
Это была Божья сила. Подобно тому, как ангел вывел из темницы апостола Петра, так и сегодня Господь простирает свою заботу над каждым человеком. Несмотря на все мои прегрешения, я удостоился необъяснимой милости. Кто мог освободить меня от пут, которые, казалось, невозможно было развязать?
В доме царила кромешная тьма. Осознав, что руки свободны, я попытался снять с головы окровавленную повязку, но пальцы не слушались от боли.
Однако, собрав последние силы, я резким движением головы смог сбросить повязку. Зрение постепенно возвращалось, и я начал различать очертания комнаты.
В помещении царил хаос: иконы были сорваны со стен, некоторые из них варварски вскрыты. Нападавшие, очевидно, искали золото, полагая, что я привез его из Киева, где ранее служил. Не найдя драгоценностей, они забрали все деньги, до последней копейки. Грабители не побрезговали даже банкой с мелочью, которую собирала моя покойная мать, вероятно, опасаясь пропустить среди монет золотую.
С трудом, превозмогая боль, я подкатился к двери и сумел прикрыть ее, чтобы хоть как-то защититься от холода. Вернувшись тем же способом, я наткнулся на коробок спичек.
Пальцы не слушались, но мне все же удалось зажечь спичку и увидеть время на часах. Было двадцать минут четвертого утра. Нападение произошло накануне вечером, около девяти, и к десяти часам они, решив, что я мертв, покинули дом.
Женщина, проживавшая у нас, в тот день отправилась в Запорожье за пенсией, но ей велели прийти на следующее утро. Однако утром некое предчувствие заставило ее вернуться домой раньше.
Едва войдя во двор, она ощутила необъяснимый, леденящий душу страх. Увидев сорванный крючок на входной двери, она от ужаса выронила сумки. Войдя в дом и увидев меня, она на мгновение оцепенела, собираясь бежать за помощью к соседям, вызывать милицию и скорую.
Тем не менее, мы приняли решение не поднимать шума. Женщина ухаживала за мной из благих побуждений, и я не хотел доставлять ей лишних хлопот, будучи уверенным, что из-за невыносимой боли мой конец близок. Тело было полностью парализовано, рот не открывался, и лишь с большим усилием, помогая себе руками, я мог проглотить немного святой воды с чайной ложки.
Нижняя челюсть сместилась вправо и вернулась на место только на двадцать первый день, но так и осталась поверх зубов. Говорить я мог лишь едва слышным шепотом.
Примерно через два месяца, с Божьей помощью, я начал вставать и ходить по двору. В один из таких дней к нам приехал начальник милиции Никопольского района.
Он вошел во двор и спросил, здесь ли живет Трубчанинов Николай Федорович. Я ответил, что это я.
Начальник показал удостоверение и представился, предложив поговорить. Мы прошли в коридор, где стоял диванчик. Он предложил присесть, но я пригласил его в дом.
Войдя в комнату, он первым делом осмотрел иконы. После этого я подробно изложил ему все обстоятельства произошедшего.
Когда я дошел до момента, где мне приставили нож к горлу и в свете молнии я произнес: «Не умру, но жив буду и повем дела Господня», — он попросил меня повторить. Я повторил дважды, и он сам произнес эти слова в третий раз.
Начальник милиции поинтересовался, почему я не подал заявление. Я объяснил, что считал это бесполезным, и мы намеревались сохранить случившееся в тайне.
Я спросил, откуда он узнал о происшествии. Он ответил, что получил анонимный телефонный звонок.
«Теперь молчите, никому не рассказывайте, с какой целью я приезжал», — добавил он.
Я сказал ему: «Будь сейчас такие люди, как апостолы, которым не нужны были доказательства, ибо они видели правду в человеке, — я бы назвал вам имена».
«Вы их знаете?» — уточнил он.
«Конечно, знаю. Один живет поблизости, другой — подальше. Они для меня свои люди. Но если бы я сейчас указал на них, а они предоставили бы алиби, кому бы вы поверили — мне или документам?»
«Разумеется, документам», — ответил он. «Вот видите, — заключил я, — какой смысл в моей жалобе? Никакого».
Завершая беседу, он пообещал: «Мы их найдем и все вам вернем». Я ответил: «Даже если бы вы сегодня принесли мне эти деньги, я бы не взял ни копейки». «Почему?» — удивился он. Эти деньги добыты моей кровью, поэтому я не могу купить на них еду ни для себя, ни для кого-то другого. Если их обнаружат, пусть они пойдут на нужды тех, кто их взял, или их родителей. Мне ничего не нужно.»
Позже он вызвал женщину, и она подтвердила его рассказ: как нашла его, в каком состоянии он был — лицо изуродовано до неузнаваемости. Однако, по его словам, Всевышний спас его, не оставив и следа от ран.»
Спустя примерно три дня прибыли те, кто совершил нападение. Соседка, чей сын работает в полиции, сообщила, что на месте находились прокурор, начальник милиции и следователь — их машина стояла около четырех дней. Видимо, подозреваемых успели предупредить, и они покинули свои дома на это время. Впрочем, это уже не имело значения.
Как простить?
Однажды, возвращаясь из Никополя, он столкнулся с ними на остановке. Среди множества людей именно их руки вызвали у него острую реакцию. “Убийцы! Эти руки меня убивали!” — едва не вырвалось у него. Эта встреча глубоко его потрясла.
Попутчицы из церкви заметили его состояние и спросили о причине расстройства. Он объяснил, что вид рук его обидчиков воскресил в памяти страшные события.
Это воспоминание до сих пор преследует его. Ничьи другие руки не вызывали такой реакции, только руки нападавших. Он признался, что не может достичь того всепрощения и спокойствия, о котором говорит вера. “Как я могу простить, если такие мысли до сих пор меня терзают?” — задавался он вопросом.
Пока он их не видит, ему кажется, что он простил, но при встрече готов кричать от боли. Он считает это проявлением ожесточенного сердца, неспособного на прощение.
Свой рассказ о закончил следующими словами:
«Когда священник приезжал причащать меня в этой болезни, то он тоже выслушал все и говорит: «Молодец, что ты скрыл это. Никакой пользы бы тебе не было, если бы ты заявил».
Врач тоже с ним приезжала, тоже допрашивала меня. Все я рассказывал. Она только задала вопрос: «Так у Вас, значит, что, сознание не терялось?» Говорю: «Если потеряет человек сознание, он ничего не расскажет. А я все помню». И я пережил это, и Господь оживил меня.
И вот какая сила это?
Вот как по-ихнему: «Сейчас помилует» и потом, когда они со мною то сделали: «Уже помиловал». – А теперь как они на меня смотрят?
Значит, Господь им какую-то мысль вкладывает, они же слышали, к Кому я обращался, с какой молитвой, и какая молитва меня обратно вернула.
Вот такое со мной было.
Записано в 1991 г., Оптина пустынь.
Впервые опубликовано в «Троицкой Православной Газете» №21, 1994 г.
