Повествование Юрия выделяется на фоне множества других рассказов о загробной жизни. В нем отсутствуют образы благих ангелов или идиллических пейзажей, где праведники в белоснежных одеяниях наслаждаются вечным покоем. Несомненно, у Господа уготованы и подобные обители, и иные блага для Его детей. Однако следует помнить о существовании и оборотной стороны медали.
Данное повествование изначально было представлено, довольно многочисленной аудитории, одним весьма почитаемым священнослужителем. Он, в свою очередь, услышал эту историю от новообращенного христианина в городе Краснодаре во время своего отпуска.
«Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз. Во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе. Тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление, чтобы отвести человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом» (Книга Иова, 33:14-18).
Юрий рассказал батюшке следующее:
– Я родился и вырос в эпоху «развитого социализма». О Боге и вопросах духовного порядка я всерьез не размышлял — было не до того. Мои основные заботы сводились к материальному обеспечению семьи и поддержанию достойной репутации в обществе.
До определенного момента я обладал крепким здоровьем, однако в последний год стали проявляться проблемы с сердцем, что неудивительно, учитывая напряженный ритм жизни, сопряженный со стрессами и переживаниями.
Важно отметить, что моя бабушка и мать были верующими женщинами. На протяжении всей моей жизни они непрестанно молились за меня и стремились донести до моего сознания всё об Иисусе Христе и Его искупительной жертве. Я слушал их рассказы невнимательно, однако некоторые истины неосознанно отложились в моей памяти. Впоследствии это знание оказалось для меня ценнее самой жизни.
Произошло же следующее.
Однажды ночью я никак не мог уснуть. Это было для меня необычно, поскольку после тяжелого трудового дня я, как правило, мгновенно засыпал, и супруге с трудом удавалось разбудить меня утром. В ту же ночь я не сомкнул глаз до самого утра, ворочаясь в постели. Лишь около шести часов я впал в состояние дремоты, хотя до сих пор не могу с уверенностью утверждать, был ли это сон. Произошло очень необычное видение.
Суд
И вот я увидел… Я не столько вижу, сколько ощущаю себя на судебном процессе, где подсудимым являюсь я сам. Некий голос бесстрастно и отчетливо перечисляет мои прегрешения, отчего по коже пробегает холод. Меня охватывает сильный страх и жгучий стыд, вызывая нежелание вспоминать об этом. Я пытаюсь убедить себя, что это лишь сон, и прилагаю усилия, чтобы проснуться. Я начинаю вращаться и размахивать руками, но тщетно — я по-прежнему стою перед судом.
Затем другой, более громогласный голос, подобный раскату грома, произносит:
— Отправить его в ад!
Удивительно, но я воспринимаю этот приговор с полным спокойствием, рассуждая:
«Что ж, в ад, так в ад. Иного я и не заслуживаю».
Я полностью соглашаюсь с вынесенным вердиктом, осознавая, что не заслужил иной участи.
Хотя я и не являюсь закоренелым злодеем, тем не менее, я грешник. В церкви я был лишь однажды, на крестинах, Богу не молился, а подаренную бабушкой Библию ни разу не открыл — она так и пылится где-то на полке. На что же мне было рассчитывать?
При этом я размышляю про себя:
«Вероятно, и в аду можно существовать. Мои друзья и знакомые, скорее всего, находятся там же. Не в раю же им быть? Посмотрим, возможно, ад не так уж и страшен».
Таковы были мои рассуждения.
Пустыня
Внезапно сцена меняется, словно кто-то перевернул страницу. Я иду по дороге через пустыню, в полном одиночестве. Однако я двигаюсь не по своей воле, а будто под конвоем, не имея возможности свернуть ни влево, ни вправо, ни вернуться назад. Невидимая сила подталкивает меня в спину; сопротивление бесполезно, и я покорно продолжаю путь. Впереди я замечаю огромное зарево, подобное зареву от масштабного пожара. Оно уже охватило полнеба, и я ощущаю исходящий от него жар и отвратительный смрад. По мере приближения — вернее, по мере того, как меня подводят, — жар и зловоние усиливаются, затрудняя дыхание. Кроме того, я отчетливо слышу некий гул, исходящий словно из-под земли, и с каждым шагом он становится все громче.
Наконец, меня подводят ближе, и я вижу картину, которую не забуду никогда. Она и по сей день стоит у меня перед глазами. В тот момент я оцепенел, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
У пропасти
Оказалось, меня подвели к краю огромной пропасти, на дне которой… Боже, что я там увидел! Бушевало пламя, а в нем корчились люди — сотни, тысячи, бесчисленное множество. Все они были наги и издавали ужасающие стоны и крики, которые вначале показались мне гулом. Они прилагают отчаянные усилия, чтобы выбраться из этой ямы, карабкаясь друг по другу и топча ближних. Однако их попытки тщетны, ибо стены ямы отвесны, гладки и не за что ухватиться. Несчастные, едва продвинувшись вверх, срываются и падают под ноги другим. Следующие же, в свою очередь, взбираются по упавшим, стремясь кверху, но безрезультатно. Это людское море непрестанно колышется, оглашая окрестности криками и воем, а вокруг бушует пламя, гудящее, словно в гигантской печи. Я успел заметить, что огонь этот необычен и причиняет страдания людям особым образом. Он словно липкая субстанция, в которой человек не сгорает, а лишь корчится, пытаясь стряхнуть с себя это пламя, подобное клейстеру. Но оно не отступает, а прилипает еще сильнее. Зрелище было ужасающим.
И тут я осознаю, что это и есть ад. Никакой радостной жизни с друзьями здесь быть не может, а существуют лишь бесконечные мучения.
Неужели и меня сейчас постигнет та же участь?
Я чувствую, что невидимая рука вот-вот толкнет меня в спину, и я полечу туда, откуда нет и не может быть возврата. И я стану одним из тех, кто горит, но не сгорает. Я буду кричать, как они, но никто меня не услышит…
Однако я начинаю понимать, что тот, кто должен низвергнуть меня в этот ужас, почему-то медлит. Словно дает мне последний шанс. И мне необходимо срочно вспомнить нечто, что может меня спасти. Я лихорадочно перебираю в памяти: что же говорили мне бабушка и мама о спасении? Я отчетливо помню, что они говорили об этом многократно, но я не слушал. А теперь это оказалось важнее всего на свете. Нужно произнести нечто важное, но что именно? Вспоминай!
Спасение
Рождество, Младенец в яслях… Не то. Крещение… Снова не то. Пасха, куличи, крашеные яйца… Нет, все это не то!
И тут я чувствую, как невидимая рука влечет меня к самому краю. Одна нога уже зависла над пропастью. Еще мгновение — и все будет кончено, а я так и не могу вспомнить…
И вдруг — озарение! Невысокая гора, а на ней — три креста. На среднем из них — Он. Тот, Кто единственный может спасти… Но что сказать Ему? И тут я слышу голос бабушки:
«Всякий, кто призовет имя Господне, спасется».
Всякий? Значит, и я? И вот я из последних сил кричу. Кричу так, как никогда прежде не кричал:
— Господи, спаси! Господи, помилуй!
В этот момент я пришел в себя. Придя в сознание, я обнаружил себя лежащим на полу возле кровати и ощущал сильнейшее сердцебиение. Мой голос был настолько слаб, что супруга не сразу услышала зов. Когда она подбежала, я сообщил ей, что пережил видение, которое воспринял как пребывание в аду. Мое состояние вызвало у нее сильный испуг; дрожащими руками она дала мне сердечные капли. Позднее, когда мы оба успокоились, она сказала:
— Юра, я была крайне напугана. Твое лицо было таким, словно ты пережил смертельный ужас.
В тот момент я осознал, что если бы не одно важное воспоминание, я, вероятнее всего, скончался бы от сердечного приступа. Мое тело нашли бы бездыханным, а участь души была мне явлена в видении.
Все это привело меня к покаянию
Спустя два часа я уже находился в храме, где отрекся от прежнего образа жизни и исповедал свои грехи. Ныне я с Господом, и страх оставил меня. Ибо я твердо уверовал в слова: «Всякий, кто призовет имя Господне, спасется». Только веруйте, кайтесь, творите дела милосердия! И будьте с Богом!
Слава Богу за всё!
