«Возникает мысль, неужели я покинул этот мир? Слышит ли моя душа всё происходящее и произносимое вокруг моего тела, лежащего безжизненно? Значит ли это, что во мне есть душа?» – находим этот случай у Л. А. Анисаровой «Новиков-Прибой» Морякам российского флота посвящается.
Подробнее расскажем далее.
Случай
Путешествуя на поезде из Нижнего Новгорода в столицу, взор мой был привлечен монахом на платформе Владимирской станции, который сосредоточенно погружался в чтение маленькой книги, по всей видимости, молитвенника. Облик старца был достойным внимания: его седые волосы и белоснежная борода казались в разительном контрасте с молодым блеском его глубоких черных глаз.
– После того как он завершил чтение, я подошел к нему, и в ходе беседы выяснилось, что передо мной иеромонах Г., отправляющийся в Санкт-Петербург по делам своего монастыря, который он не покидал уже более трех десятилетий, а прежде служил офицером в лейб-гвардии.
Я поинтересовался, каким образом он перешел в монашескую жизнь, и не было ли в его судьбе какого-то неординарного события.
Отец Г. выразил готовность поделиться историей своего преображения, или, вернее, о благодати, которая коснулась его, но отметил, что рассказ потребует времени, которого у нас может не хватить, так как вскоре должен был прозвучать сигнал к отправлению поезда, а наши места находились в разных вагонах.
Однако я переместился в его вагон и, на удачу, не было никого, кроме нас двоих, и он начал свой рассказ.
Иеромонах Г., в прошлом Б.
Отец Г. с сожалением и стыдом вспоминал свою прошлую жизнь. Он был рожден в очень состоятельной семье: отец его занимал пост генерала, мать урождённая княжна.
– Семилетним ребенком я потерял отца, который скончался от ран, полученных в битве при Лейпциге, мать ушла из жизни ранее.
Оставшись полным сиротой, я был передан на воспитание своей бабушке, княгине К. В ее доме для него был нанят наставник-француз, убежденный республиканец, избежавший гильотины, укрытый в России. Этот самопровозглашенный философ категорически отрицал существование Бога, бессмертия души и моральные долги человека. Что мог я усвоить у такого учителя? Мои умения ограничивались свободным владением французским языком с парижским акцентом, искусством танца и умением вести себя в обществе, а о остальном даже вспоминать ужасно…
Бабушка, представительница старинной высшей аристократии, вместе с другими восхищалась своим находчивым внуком, однако ни один из них и предположить не мог, сколько низости и разврата скрывалось под маской привлекательной внешности.
Когда мне исполнилось восемнадцать, я уже был юнкером в гвардейском полку и владельцем имений, насчитывающих две тысячи душ под опекой дяди, который был искусен в растрате средств и приобщил меня к этому нелегкому ремеслу. Не прошло и много времени, как я стал корнетом в том же полку.
Примерно два года назад я был обручен с княжной М., которая считалась одной из самых прекрасных женщин той эпохи. День свадьбы неумолимо приближался, однако Просысл Божий вмешался во всё: видимо, Господь проявил милость к моей бедной душе.
Зашел в собор
В преддверии намеченного торжества, возвращаясь с дворцовой службы, я решил пройтись пешком по Невскому проспекту в особенно чудесный день. Несмотря на хорошую погоду, меня охватила невыразимая тоска и мрачное предощущение, сжимающее сердце. Проходя мимо Казанского собора, я, впервые за всю мою жизнь, почувствовал желание зайти и помолиться. И вот, перед образом Божьей Матери, я искренне помолился о защите от неизвестной мне угрозы, которую чувствовал и о счастье в предстоящем браке.
Покидая собор, меня остановила нищенка в лохмотьях, держащая на руках младенца, и умоляющая о милостыне. Я, который раньше был непреклонен по отношению к нищим, на этот раз почувствовал жалость и, дав ей деньги, попросил помолиться за меня.
Продолжая свой путь, я начал чувствовать себя нехорошо, по очереди охватывающим меня жаром и холодом, мысли стали путаться. Едва добравшись до дома, я потерял сознание, к ужасу моего верного слуги Степана, который сопровождал меня с детства и, хотя и безуспешно, но часто пытался удержать меня от необдуманных поступков.
Следующее, что я помню, это лишь туманные воспоминания, подобно снам, о том, как вокруг меня бегали врачи и другие лица, и о мучительной головной боли, и ощущении кружения всего вокруг.
Через 12 дней
После двенадцати дней без сознания я, как будто, пробудился, осознавая полноту памяти, но неспособный открыть глаза или произнести звук, не в силах подать ни малейшего признака жизни или сдвинуть хоть руку. Слушая, я слышал над собой тихий голос, молящийся о спасении, а из угла комнаты доносился диалог двух моих коллег, которых я узнал по голосам.
— Жалко бедного Б., — сказал один, — он еще мог бы прожить долгую жизнь. Какое богатство, связи, да и невеста — настоящая красавица!
— А насчет невесты не стоит особо сокрушаться, — возразил другой, — уверен, что она согласилась на брак из расчета. Но вот Б. действительно жаль, теперь некому занять деньги, а у него всегда можно было что-то одолжить. Долгосрочное использование и некоторые даже не возвращали. Между тем, возможно, его коней продадут по сниженной цене, было бы разумно приобрести Пардара.
Я умер?
Возникает мысль, неужели я покинул этот мир? Слышит ли моя душа всё происходящее и произносимое вокруг моего тела, лежащего безжизненно? Значит ли это, что во мне есть душа? (Бедный грешник, впервые сталкиваюсь я с такими раздумьями!) Однако немыслимо, чтобы я умер. Ощущаю трудность дыхания и давление мундира на грудь — разве это не знак жизни? Отдохну немного, восстановлюсь и открою глаза. Как же все вздрогнут и удивятся!
Меня собирались хоронить
Спустя несколько часов, учитывал я время по звону часов в соседней комнате. На вечернюю заупокойную службу прибыло множество моих близких и знакомых. Первыми приехали моя невеста и её отец, старый князь.
“Тебе следует выглядеть убитой горем, постарайся расплакаться, если это возможно,” — сказал отец.
“Не беспокойтесь, папа,” — отвечала она, “кажется, я умею сдерживать себя; однако извините, но я не могу заставить себя плакать. Вы знаете, я не любила его и соглашалась на брак лишь по вашему настоянию, жертвуя собой ради блага семьи…”
“Я понимаю, понимаю, дорогая,” — продолжал отец. — “Но каково будет, если увидят тебя безразличной? Это потеря для нас — великое несчастье: твой брак выправил бы наше финансовое положение. Но где теперь найти такую же выгодную партию?”
Разумеется, этот диалог проходил на французском языке, чтобы церковнослужители и прислуга не могли его понять. Только я слышал и понимал его.
После заупокойной службы, когда все разошлись, я услышал плач над собой верного старика Степана. Его слёзы падали на моё лицо.
“Как же ты нас покинул, дорогой мой!” — оплакивал он. — “Что же будет с нами теперь? Твои друзья погубили тебя вином и развратом, и теперь они не чувствуют горя по тебе: только мы, твои слуги, плачем над тобой!”
Длинная, бесконечная ночь наступила. Я стал внимательно слушать чтение Псалтыри, которая до этого была мне незнакома, ведь я никогда ранее не открывал эту священную книгу.
Вся прошедшая жизнь расстилалась предо мною, будто холст, покрытый разными нечистотами. Что-то неведомое, святое, чистое влекло меня к себе, я дал обет исправления и покаяния, обет посвятить всю остальную жизнь на служение милосердному Богу, если только он помилует меня. А если не суждено мне возвратиться к жизни? Что, если эта жизнь-смерть не прекратится, если меня заживо зароют в могилу?
Не могу теперь высказать всего, что почувствовал я в эту ужасную, незабвенную для себя ночь. Скажу вам только, что на другой день Степан заметил на голове моей, между юношескими русыми кудрями, целый клок седых волос. Даже и после, когда воображение представляло мне во сне эту ночь, проведенную во гробе, я вскакивал как безумный, с раздирающими криками, покрытый холодными каплями пота.
На следующее утро
Наступило утро, и душевные страдания усилились. Мне суждено было выслушать мой смертный приговор.
Рядом со мной кто-то произнес:
— Сегодня вечером вынос, завтра же похороны в Александро-Невской лавре.
Во время молебна кто-то указал на капли пота на моем лбу, обратив внимание врача.
— Нет, — сказал он, — это лишь испарения, вызванные жаром помещения. — Затем он взял мою руку и произнес: — Пульс отсутствует. Несомненно, он мертв.
Завершив молебен, некоторые лица подняли меня вместе с гробом. В этот момент меня резко дернули, и неосознанно я издал вздох. Один из присутствующих спросил другого:
— Кажется, усопший вздохнул?
— Нет, — ответил тот, — тебе померещилось.
Но мои груди освободились от охвативших их спазмов, и я издал громкий стон. Все сразу же бросились ко мне. Доктор быстро разорвал мою одежду. Он приложил руку к моей груди и с удивлением сказал:
— Сердце бьется, он дышит, он жив. Удивительно!
Меня быстро перенесли в спальню, раздели, уложили на кровать и начали растирать спиртовым раствором. Вскоре я снова открыл глаза… У подножия кровати стоял Степан, слезы радости текли по его щекам.
Другая жизнь
Мне потребовалось немало времени, чтобы избавиться от мирских забот. Прежде всего, я поспешил отречься от чести быть зятем влиятельного человека и супругом восхитительной княжны. Затем я уволился на пенсию, освободил крестьян, предоставив им право вести самостоятельное земледелие, продал всю свою движимость и разумно распорядился средствами; оставшееся имущество передал законным наследникам. Такими делами был заполнен целый год. В итоге, освободившись от земных обязанностей, я стал в поисках спокойного убежища и выбрал для себя лучшее из них.
Я посетил несколько монастырей и в конечном итоге поселился в той самой пустыне, где и провожу свои дни…
Уважаемый отец Г. завершил свой рассказ следующим образом:
«На мне вы можете видеть удивительное свидетельство милости Божьей. Великий Благодетель, желая извлечь мою душу из темного сна греха, позволил мне пройти сквозь долину смертной тени и на смертном одре открыл мне глаза, чтобы я не уснул во вечную смерть».
