Восприятие смерти, для известного многим митрополита Антония Сурожского, было весьма специфичным, и в своих заметках он объяснял, почему его отношение к ней не просто безмятежно, но даже имело некое предвкушение, надежду и ещё с некоторое томление.
На самом деле, есть о чем задуматься! Эти истории действительно удивительные!
Первый яркий образ смерти был связан с беседой с отцом. Он однажды сказал ему:
«Проживи жизнь так, чтобы научиться ждать смерти, как жених ожидает невесту: с нетерпением, жаждой, с предвосхищением радости встречи и с благоговением принять её».
Второе сильное впечатление, сформировавшееся значительно позже, — кончина отца владыки. Он ушёл внезапно.
Вот как это вспоминает:
– Я пришёл в его скромную комнату под крышей французского дома, где были лишь кровать, стол, табурет и несколько книг. Войдя и закрыв за собой дверь, я замер. Меня окутала такая глубокая тишина, что я, помнится, воскликнул:
«И люди говорят о существовании смерти! Какая это неправда!».
Комната была наполнена жизнью, настолько полно, как никогда я не ощущал вне её стен.
Отсюда мое отношение к смерти и глубокое переживание слов апостола Павла:
«Для меня жизнь — Христос, а смерть — приобретение, ибо пока живу во плоти, я отделён от Христа…».
Апостол добавляет далее слова, которые меня также поразили. Цитируя не дословно, он говорит о своём всепоглощающем желании умереть и соединиться со Христом, но добавляет: «Однако, для вас необходимо, чтобы я остался жить, и я продолжу жить». Это высшая жертва с его стороны: всё, к чему он стремится, на что уповает, ради чего действует, он готов отложить, ибо нужен другим.
Мне довелось многократно сталкиваться со смертью. Пятнадцать лет я посвятил врачебной практике, пять из которых пришлись на войну и Французское Сопротивление. Последующие сорок шесть лет я служил священником и провожал в последний путь целое поколение ранней эмиграции. Я заметил, что русские умирают, как правило, спокойно, в отличие от жителей Запада, которые чаще испытывают страх. Русские верят в жизнь, уходят в жизнь. И это то, что каждый священник, да и каждый человек должен помнить и напоминать другим: следует готовиться не к смерти, а к жизни вечной.
О самой смерти нам ничего не известно
Владыка рассказал:
– Нам неведомо, что происходит в момент кончины, однако мы имеем некоторое представление о вечной жизни. Каждый из нас переживал мгновения, превосходящие земное существование, наполненные необычайной полнотой бытия и ликованием, выходящим за пределы временных рамок. Следовательно, первостепенная задача – готовить себя и других не к смерти, а к жизни. А о смерти следует говорить лишь как о вратах, открывающих путь в вечность.
Тем не менее, процесс умирания сложен. Несмотря на наши размышления о смерти и вечной жизни, сам момент ухода из жизни остается для нас загадкой. Позвольте привести пример из моего военного опыта.
С умирающим солдатом
Будучи молодым хирургом в прифронтовом госпитале, я столкнулся со случаем умирающего солдата, моего ровесника, лет двадцати пяти. Вечером я подошел к нему, сел рядом и спросил о его самочувствии. Он ответил, что умрет этой ночью. На мой вопрос о страхе смерти он ответил, что не боится умирать, но ему тяжело расставаться с близкими: женой, родителями, родной деревней. По-настоящему же его страшила смерть в одиночестве. Я заверил его, что он не останется один, и пообещал остаться с ним. Солдат усомнился в возможности провести со мной всю ночь. Я подтвердил свою готовность. Он задумался и сказал, что, даже если я и останусь, в определенный момент он потеряет сознание и уйдет в темноту один. Я возразил, объяснив, что мы будем разговаривать: он расскажет мне о своей жизни, о семье, детстве, любимых вещах, а я буду держать его за руку. Когда ему станет трудно говорить, я буду говорить больше, а затем, заметив, что он начинает дремать, я буду говорить тише. Когда он закроет глаза, я перестану говорить, но продолжу держать его за руку, которую он будет периодически сжимать. Постепенно, хотя его рука и будет чувствовать мою, он не сможет ее сжимать, и тогда я сам начну сжимать его руку. В какой-то момент его не станет, но он уйдет не один, мы пройдем этот путь вместе. Так, час за часом, мы провели эту ночь.
В определенный момент он перестал сжимать мою руку, и я начал сжимать его ладонь, дабы дать ему понять о своем присутствии. Вскоре его рука остыла, разжалась, и он покинул нас. Это чрезвычайно важный момент; крайне важно, чтобы человек не оставался один в час перехода в вечность.
Однако существуют и иные сценарии. Порой человек болеет продолжительное время, и если он окружен любовью и заботой, умирать легче, хотя и болезненно (об этом я также упомяну). Но чрезвычайно тяжело, когда человек окружен теми, кто лишь ожидает его смерти: пока он болен, они считают себя узниками его недуга, не могут отлучиться от постели больного, вернуться к привычной жизни, радоваться простым вещам; он, подобно грозовой туче, тяготеет над ними; скорее бы он умер… И умирающий это ощущает. Такое положение может сохраняться месяцами. Родные приходят и равнодушно спрашивают: «Как ты себя чувствуешь? Нормально? Тебе что-нибудь нужно? Ничего? Хорошо; ты же знаешь, у меня дела, я еще зайду». И даже если голос не звучит жестоко, человек понимает, что визит был совершен лишь из чувства долга, а его смерти ждут с нетерпением.
Кончина матери
Иногда бывает иначе. Человек умирает, умирает долго, но он любим, он дорог; и сам готов пожертвовать счастьем быть рядом с близким человеком, понимая, что это может принести радость или пользу кому-то другому. Позвольте мне поделиться личным опытом.
Моя мать три года боролась с онкологическим заболеванием; я ухаживал за ней. Мы были очень близки, дорожили друг другом. Но у меня была работа – я был единственным священником лондонского прихода и, кроме того, ежемесячно ездил в Париж на заседания Епархиального совета. У меня не было возможности позвонить, поэтому я возвращался с тревожной мыслью: застану ли мать в живых?.. Она была жива – какая радость! какая встреча!.. Постепенно она угасала.
Бывали моменты, когда она звонила, я приходил, и она говорила:
«Мне тоскливо без тебя, давай побудем вместе».
Бывали и такие моменты, когда мне самому было невыносимо. Я поднимался к ней, оставляя все дела, и говорил:
«Мне тяжело без тебя».
И она утешала меня, говоря о своей болезни и приближающейся смерти. Так постепенно мы вместе шли к вечности, потому что, когда она умерла, она забрала с собой всю мою любовь к ней, все то, что нас связывало. А нас связывало так много!
Мы провели вместе практически всю жизнь, за исключением первых лет эмиграции, когда обстоятельства не позволяли нам жить совместно. Впоследствии, живя вместе, мы достигли глубокого взаимопонимания. Однажды она сказала:
«Удивительно, но чем лучше я тебя узнаю, тем сложнее мне говорить о тебе, ведь каждое слово требует уточнений и дополнений».
Мы достигли той степени близости, когда слова становились излишними, уступая место глубокому сопереживанию в жизни, в процессе умирания и в самой смерти.
Владыка часто беседовал со молодежью о смерти.
Необходимо помнить, что умирающий человек остро воспринимает любое проявление черствости, безразличия или нетерпения. Он чувствует это, и наш долг – преодолеть в себе негативные эмоции, забыть о себе и сосредоточиться на переживаниях другого человека. Тогда смерть становится победой:
«О смерть, где твое жало? О смерть, где твоя победа? Воскрес Христос, и мертвецов ни один во гробе…»
Смерть страшна ли?
Владыка рассказывал:
– Я хочу добавить несколько слов о смерти, так как предыдущие размышления носили личный характер. Смерть – постоянный спутник человечества, универсальная судьба. Сейчас, когда повсюду войны и люди умирают в страшных муках, нам необходимо обрести спокойствие перед лицом собственной смерти, видя в ней зарождение вечной жизни. Победа над смертью и страхом смерти достигается через более глубокое осознание вечности и приобщение других к этой полноте жизни.
Однако перед смертью бывают и иные состояния. Умирание – это не мгновенный процесс, не просто физическое угасание. Встречаются необычные явления.
Вспоминается одна пожилая прихожанка, Мария Андреевна, замечательная женщина, которая обратилась ко мне со словами:
«Отец Антоний, я не знаю, что делать: я потеряла сон. Ночами меня преследуют воспоминания прошлого, но не светлые, а тягостные, мрачные, мучительные образы. Я обращалась к врачу, просила снотворное, но лекарства не избавляют меня от этих видений».
При употреблении снотворного, пациентка теряет контроль над образами, которые перерастают в бред, усугубляя её состояние. В ответ на её вопрос о том, как ей быть, я ответил так:
«Мария Андреевна, знаете, я в перевоплощение не верю, но верю, что нам дано от Бога пережить нашу жизнь не раз, — не в том смысле, что вы умрете и снова вернетесь к жизни, а в том, чтo сейчас с вами происходит. Когда вы были молоды, вы, в узких пределах своего понимания, порой поступали нехорошо; и словом, и мыслью, и действием порочили себя и других. Потом вы это забыли и в разном возрасте продолжали в меру своего понимания поступать подобно, опять-таки, себя унижать, осквернять, порочить. Теперь, когда у вас больше нет сил сопротивляться воспоминаниям, они всплывают, и каждый раз, всплывая, как бы говорят вам: Мария Андреевна, теперь что тебе за восемьдесят лет, почти девяносто — если бы ты оказалась в том же положении, которое тебе сейчас вспоминается, когда тебе было двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят лет, ты поступила бы так, как поступила тогда?.. Если вы можете глубоко вглядеться в то, что было тогда, в свое состояние, в события, в людей и сказать: нет, теперь, со своим опытом жизни, я ни за что не могла бы сказать это убийственное слово, не могла бы так поступить, как я поступила! — если вы можете это сказать всем своим существом: и мыслью, и сердцем, и волей, и плотью своей, — это от вас отойдет. Но будут приходить другие, еще и еще другие образы. И каждый раз, когда будет приходить образ, перед вами Бог будет ставить вопрос: это твой прошлый грех или это все еще твой теперешний грех? Потому что если вы когда-то возненавидели какого-нибудь человека и не простили ему, не примирились с ним, то тогдашний грех — ваша теперешняя греховность; она от вас не отошла и не отойдет, пока вы не покаетесь».
Позвольте привести аналогичный случай. Однажды меня пригласила семья глубокоуважаемой пожилой женщины, находившейся при смерти. После исповеди я обратился к ней:
«Наталья, скажите, вы всем простили обиды или в вашей душе осталась какая-то заноза?»
Она ответила:
«Всем простила, кроме зятя; ему не прощу никогда!»
Я сказал:
«В таком случае я не могу дать вам разрешительную молитву и причастить Святых Тайн. Вы предстанете перед судом Божьим и будете отвечать за свои слова».
Она воскликнула:
«Но я ведь сегодня умру!»
— «Да, — ответил я, — вы умрете без разрешительной молитвы и без причащения, если не раскаетесь и не примиритесь. Я вернусь через час» — и удалился.
По возвращении меня встретил её сияющий взгляд.
«Как вы были правы! — сказала она. — Я позвонила зятю, мы объяснились и помирились. Он сейчас едет ко мне, и я надеюсь, что перед смертью мы простимся, и я отойду в вечность, примирившись со всеми».
Задумаемся о том, что смерть не за горами, а следовательно каяться нужно уже сейчас.
Слава Богу за всё!
