Оккультными практиками, такими как гипноз и спиритизм, занимаются лица, обладающие, возможно, светскими знаниями, но демонстрирующие глубокое невежество в вопросах духовных.
Примечательно, что изучение оккультизма преподносилось, да и сейчас тоже, как научное познание, однако, по своей сути, это знание, идущее от лукавого.
В новозаветное время, правилами Церкви, для колдунов и идолослужителей положена двадцатипятилетняя епитимия. А кто сам не колдует, но обращался за помощью к колдуну или чародею, должен понести шестилетнюю епитимию.
В записках священника Владимира Емеличива содержится примечательная запись о Софии Александровне Манаенковой, духовное преображение которой, по его мнению, стало следствием молитвенного предстательства оптинских старцев.
История Софии Александровны такова. Она, происходившая из обедневшего дворянского рода Орловской губернии, воспитывалась в скромном имении Елецкого уезда. После окончания Орловского института в 1880-х годах, перед ней остро встал вопрос о самостоятельном обеспечении. Ограниченные средства матери не позволяли ей жить бездеятельно, и, воспользовавшись полученным образованием и поддержкой близких, София Александровна основала в Ельце небольшую школу для девочек. Постепенно это учебное заведение преобразовалось в частную женскую гимназию, приравненную в правах к государственным. Предприятие оказалось успешным, обеспечив ей финансовую независимость и комфортное существование.
В летние месяцы, проводя время в материнском имении, София Александровна часто общалась с институтской подругой, вышедшей замуж за известного орловского доктора Голостенова, и её семьёй, также отдыхавшими в своем поместье неподалеку. Тесное общение завязалось и с сестрой доктора, молодой девушкой. Молодость, здоровье, энергия и беззаботность наполняли их дни, не обремененные сложными размышлениями или серьезными переживаниями.
Именно в эту пору безмятежного существования, лишенного духовных исканий, в их жизнь вошло нечто новое.
Доктор Голостенов увлекся гипнотизмом и спиритизмом, разделив свой интерес с окружающими.
Увлеченные спиритизмом
Сама Софья Александровна вспоминает это время так:
– В нашем кружке развернулись оживленные дискуссии по новому, интригующему вопросу. Появились многочисленные материалы по данной теме, и возник неподдельный интерес к практическому исследованию связанных с ней феноменов. Сущность этих феноменов никого из нас особенно не занимала; главное заключалось в увлекательности и новизне, вносивших оживление в монотонность деревенского быта. Наш тихий мир встрепенулся, с детской радостью восприняв эту новую, волнующую интеллектуальную пищу, которой не могли дать ни официальная наука, ни то, что мы тогда считали религией.
Религия!.. Формально мы все были православными христианами, имели соответствующие отметки в аттестатах об “успехах” в Законе Божием, но по сути, по степени понимания великого таинства веры и спасения, ничем не отличались от язычников. В вопросах Православия мы были совершенно невежественны, наше состояние было даже хуже язычества.
И вот мы всецело погрузились в изучение новых духовных возможностей. От теории, щедро иллюстрированной практическими примерами, мы быстро перешли к собственной практике: начали заниматься внушением и телепатией, вращать блюдечко и устанавливать контакт с потусторонним миром, следуя методам и указаниям того «учения», которым до сих пор увлекаются сознательные и бессознательные отступники от веры Христовой. Наиболее способными к этим занятиям в нашем кружке оказались я и сестра мужа моей подруги. Мы настолько увлеклись совершением «чудес» из области новой для нас «науки», что ради новых духовных радостей зачастую были готовы забыть даже об утехах плотских.
День расплаты
И вот, наконец, настал день расплаты за наше безрассудство. Был день ангела моей подруги. Мы все собрались у нее в доме. Утром подруга посетила церковную службу в своей деревне. Мы ждали ее с чаем, пирогом и подарками. Настроение у всех было приподнятым, праздничным… За чаем царили шум и веселье… Выпили чай. Чем же заняться? Конечно, тем, что в то время более всего занимало наши души, — внушением. Было решено, что я должна уйти в дальнюю комнату дома, там что-нибудь задумать и внушить сестре мужа моей подруги совершить задуманное действие.
Дальняя комната служила спальней и кабинетом моей подруги и ее мужа.
Я, не раздумывая, направилась в эту комнату, естественно, одна, оставив компанию в столовой, где мы пили чай.
Первым, что привлекло мое внимание в кабинете, была девятичинная обеденная просфора, принесенная с Литургии моей подругой. Просфора, находящаяся на письменном столе, представляла собой весьма необычный для этого места предмет, и потому сразу бросилась мне в глаза. Я взяла ее и перенесла на умывальник. Пусть, подумала я, сестра мужа моей подруги возьмет ее оттуда и вернет на письменный стол. Подумав так, я воскликнула: «Готово!».
На мой возглас из столовой сбежались все присутствующие, а та, кому я мысленно поручила исполнить задуманное, незамедлительно направилась к письменному столу, затем к умывальнику и уже готова была взять просфору, как вдруг, словно отброшенная некой могущественной силой, резко обернулась вокруг своей оси и упала на пол без чувств.
В тот же момент я уже билась в конвульсиях эпилептического припадка на том же полу. Женщина, которой я внушила свое намерение, пришла в себя быстрее, а меня, источник внушения, приводили в чувство в течение трех часов, несмотря на помощь доктора, мужа моей подруги. Ни одна из нас не помнила произошедшего, не понимала причин случившегося. Разумеется, не понимал этого и доктор.
С этого самого знаменательного и ужасного дня вся моя жизнь кардинально изменилась. Никогда ранее не испытывавшая никаких телесных недугов, не говоря уже о душевных, я стала подвержена приступам так называемой падучей болезни – эпилепсии, как именуют ее ученые.
15 лет мучений: без исповеди и причастия
Сначала припадки случались редко – раз в три месяца, – затем каждое новолуние, а впоследствии повторялись по несколько раз в день, доведя меня до полного истощения, до утраты способности к какому-либо труду. Мне пришлось оставить любимое дело, источник моего существования. И с течением времени мое состояние лишь ухудшалось.
В конце концов, мной овладело глубочайшее отчаяние, и я начала покушаться на собственную жизнь. Бесчисленное количество раз я пыталась проститься с жизнью.
Я стала обузой для всех и ненавистна самой себе, словно злейший и безжалостный враг. В таком состоянии, в тягость себе и окружающим, я прожила около пятнадцати лет… Из молодой, здоровой девушки, как видите, я превратилась в настоящую старуху.
Причину моей болезни, которую пытались лечить различными методами, никто, конечно же, не понимал. Не понимала ее и я.
В период моих странствий и поисков пропитания я остановилась у своей сестры, супруги начальника железнодорожной станции. Доход её мужа был невелик, а семья весьма многочисленна. Меня тяготило моё зависимое положение, усугубляемое болезнью, но иного выхода не было. Супруг сестры, человек простой, без высокого образования, отличался, однако, добротой и глубокой, традиционной религиозностью.
Однажды он обратился ко мне с вопросом: «Соня, скажи, давно ли ты исповедовалась и причащалась?»
«С тех пор, как заболела, ни разу», – ответила я.
«Ах, дорогая, – воскликнул он с волнением, – разве ж так можно? Неужели не нашлось никого, кто бы позаботился об этом? Так и без болезни захворать недолго. Непременно нужно исповедаться и причаститься Святых Христовых Тайн: Бог милостив, возможно, и избавление придёт».
Я согласилась.
Не могли со мной справиться 9 человек
Я выдержала пост, посещала церковные службы, исповедалась… Приступы болезни словно отступили… Наступил день причащения. Литургию я выстояла без труда, чувствовала себя удовлетворительно, почти нормальной… Царские врата отворились…
«Со страхом Божиим и верою приступите!..»
И представьте себе: меня, измученную и ослабленную пятнадцатилетними страданиями, к Святой Чаше, к источнику жизни, с трудом подвели девять человек: такова была во мне невероятная сила сопротивления святыне, такая неприязнь к Святым Тайнам, что с внезапно проявившейся яростью едва справились девять прихожан, помогавших моей сестре.
Я, выпускница института, образованная и воспитанная девушка, не верившая ни в одержимость, ни в кликушество, насмехавшаяся над этим, как мне казалось, «женским невежеством и притворством», – сама оказалась в состоянии, подобном одержимости.
Это был ужас неописуемый, вспоминать о котором страшно… Слава Богу, всё это в прошлом, но и сейчас, при воспоминании о пережитом, волосы встают дыбом. Однако, причина одержимости была найдена, и с этого дня, по совету верующих, я стала часто причащаться и, по мере возможности, посещать святые места.
Приступы практически прекратились, проявления одержимости заметно ослабли, однако им на смену пришло глубочайшее, нечеловеческое чувство тоски, столь невыносимое, что, не будь милости Божией, тайно меня поддерживающей, я бы не смогла противостоять этому гнетущему чувству и погибла бы от него.
18 лет спустя и я в Оптине
Минуло восемнадцать лет с того дня, как я дерзнула совершить обряд с девятичинной просфорой. Одна благочестивая женщина убедила меня отправиться с ней к Оптинским старцам. Мне приобрели бесплатный железнодорожный билет, и мы вместе достигли Оптиной пустыни.
Оптина произвела на меня благоприятное впечатление. Мне понравились ее храмы, церковные службы и само расположение этой дивной обители. Однако, несмотря на настоятельные просьбы моей спутницы, я категорически отказывалась посещать старцев или их могилы. Внутри меня все словно переворачивалось при одной мысли о старчестве в целом и, в частности, об оптинских подвижниках. Глухой, почти враждебный протест поднимался в моей душе:
«Зачем они мне? Что в них такого особенного, чего нет у других подобных им людей? Нет уж, увольте!..»
И во время своих прогулок по Оптине я упорно избегала как их келий, так и могил их великих старцев.
Тоска, терзавшая меня, немного утихшая по приезде в Оптину, вскоре вернулась с новой силой. Моя спутница убедила меня причаститься, и мы вместе начали готовиться к Таинству. Именно в это время со мной произошло нечто значительное, навсегда связавшее мою жизнь с Оптинскими старцами невыразимой благодарностью.
С гнетущей тоской, не дававшей мне ни покоя, ни отдыха, было связано еще одно, физическое ощущение: я чувствовала в груди, под сердцем, некое уплотнение, которое иногда можно было даже прощупать. Этот комок подкатывал к самому сердцу, и тогда я была готова кричать от тоски и боли. Другим моим страданием было то, что я не могла плакать: потребность в слезах была, но самих слез не было; они словно были сдавлены этим ужасным комком и не могли излиться наружу.
Это было поистине ужасно!
Чудо на могиле Оптинского старца
И вот, в дни подготовки к причастию, перед исповедью у отца Серапиона, я наконец решилась — сама не знаю как — посетить могилу старца Амвросия. Решение пришло внезапно, и я отправилась к могиле в одиночестве.
Войдя в часовню над могилой, я преклонила колени у белоснежного надгробия и приложила к нему голову, исполненную скорби. В этот миг, впервые за восемнадцать лет невыносимых страданий, я ощутила, как прорвался источник моих слез. Поток рыданий, горьких и исполненных раскаяния, хлынул из груди. Долго я плакала, склонившись над заветной могилой, пока не излила слёзами всё своё многолетнее горе. Тогда я почувствовала, как спала с меня тяжкая ноша, и исчез давивший грудь страшный ком.
Отец Серапион, которому я на исповеди поведала всю свою жизнь и случившееся на могиле старца Амвросия, выслушал меня с вниманием и любовью, отпустил грехи, содеянные с семилетнего возраста и исповеданные в тот памятный день, и, взяв требник, начал отчитку.
Что было! Я кричала, сопротивлялась, пыталась вырваться из кельи, но затем успокоилась.
С того момента припадки прекратились. Моё душевное состояние полностью восстановилось.
После причастия, посетив могилу старца Амвросия, я внезапно ощутила полное и окончательное избавление от одержимости. Меня охватила такая блаженная радость, что не только не осталось и следа от прежней тоски, но, кажется, для неё уже не будет места в сердце, познавшем это невыразимое блаженство. Это чувство не покидало меня целый год после возвращения из Оптиной. Целый год я наслаждалась таким душевным покоем и счастьем, что это стало полной наградой за восемнадцать лет мучений, понесённых в наказание за грех кощунства.
Восемнадцать лет! По два года за каждую часть просфоры… Искупила здесь — надеюсь, там страдать не придётся.
Таков необыкновенный рассказ Софии Александровны, поведанный ею лично в Успенский пост 1907 года.
Из записок священника Владимира Емеличева.
Стоит отметить, что гипноз и спиритизм представляют собой разновидности оккультных практик, запрещённых Церковью. В прошлом лиц, практикующих гипноз, именовали «обаятелями», а тех, кто занимался спиритизмом, — волхвами или вызывателями духов, под которыми подразумевались бесы.
В нынешнее время снова стали «продвигать», особенно в интернете, тему оккультизма, как нечто научное, только по сути все экстрасенсы и колдуны не являются учеными, а служителями сатаны.
Помните об этом и не прибегайте к их «помощи». У нас есть святые, Матерь Божия и Сам Господь, которые взирают на верных чад и посылают Свою Милость.
Слава Богу за всё!
